Павло-Обнорского монастыря старец-иеромонах Сергий (в мире священник Александр Малевинский), умер 31 января 1912 года

Последний день первого месяца текущего года взял из среды Братства Павло-Обнорской обители самое лучшее ее украшение настоящих дней; в 4 часа утра 31 января совершенно тихо и безмятежно почил от трудов своей долгой жизни и деятельности старец иеромонах Сергий, братский духовник. Это был один из тех, теперь уже немногих, представителей той эпохи, которая с каждым годом все далее и далее отодвигается в область истории и которая, несмотря на кажущуюся ее суровость, умела воспитывать таких непоколебимо стойких рыцарей долга и чести, таких богатырей и по уму и по способностям, и по физическому их развитию, что о них со вздохом сожаления и грусти приходится произнесть: « да, такие люди были, но теперь их нет».

Ограничимся оффициальными данными послужного списка покойного старца. Иеромонах Сергий, 83 лет (хотя он считал себе более), сын диакона, в мире именовался Александр Малевинский. Кончил курс учения в Вологодской духовной семинарии по 1-му разряду в 1850 году. С 16 ноября 1852 по 22 сентября 1863 г. был диаконом, а с 1863 г. священником при Вассиановской Кубеницкой церкви, Кадниковского уезда, и проходил должности с 1870 по 1881 г. депутата по делам следственным и хозяйственным и на училищные съезды; с 1883 по 1887 год духовника 1-й половины округа; с 1871 по 1890 г. председателя приходского попечительства и получил награды: набедренник (1867 г.), скуфью (1874), камилавку (1882) и медали в память царствования Императора Николая I и Александра III. 22 января 1891 г. по прошению уволен за штат, с пенсией в 130 руб. 8 марта 1900 г. по его прошению помещен на постоянное жительство в Павло-Обнорский монастырь, с обязательством отправления череды ежедневных богослужений; 11 июня 1902 года определен братским духовником; 5 декабря того же года поручено ему исполнение обязанностей благочинного по монастырю, но 15 ноября 1903 г. освобожден от этих обязанностей.

Лишившись супруги и пристроив детей, он счел свою задачу выполненною и решил удалиться в стены обители, где мог бы в мире закончить дни своей жизни. Однако, прежде нежели сделать этот шаг, иерей Божий предпринял поездку в Киев и Москву, как для того, чтобы поклониться благодатным древне-русским святыням этих градов, так, между прочим, и для того, чтобы в мудром совете подвизавшихся там старцев найти для себя прямое указание, что намерение его совпадает с волею Божиею. До самой смерти с чувством особого духовного утешения он воспоминал об этом далеком путешествии и до самой смерти благоговейно хранил у себя образок св. Николая, данный ему на благословение известным гефсиманским старцем, иеромонахом Варнавою. По возвращении в свою епархию о. Александр удалился в Павло-Обнорский монастырь.

Жизнь его в монастыре служила образцом для братии. Неизменно исполнительный к своим обязанностям, он не опускал богослужений даже и тогда, когда заканчивал свою чреду священнослужения. В тишине своей келии он проводил время за чтением книг, выписывая в течении нескольких лет журнал «Душеполезное Чтение». Питая чувство глубокого уважения к святителю Феофану Затворнику, о. Иоанну Кронштадскому и преосв. Виссариону Костромскому, он постоянно видел пред своими глазами литографированные изображения их. В высшей степени воздержанный и нетребовательный, он довольствовался малым, и даже свою 130-рублевую пенсию уделял ближайшим своим родственникам. Духовный мир не был для него отвлеченным; он жил в нем всем существом своим; и близость к себе преподобного Павла исповедывал с дерзновением. Даже мысленно он уже не покушался оставлять его обитель, и когда, однажды, покойный преосв. Алексий сделал было распоряжение послать о. Александра в Николо-Озерский ж енский монастырь для священнослужения, вот что писал он Владыке: «единственное мое желание и конечная цель поступления в монастырь было удаление от мира, духовный мир, сосредоточение в себе и приготовление к неизбежному и скорому переходу в будущую жизнь (мне 72 года); все это, по милости Божией, я нашел, живя в Павло-Обнорском монастыре. Радуюсь этому и благодарю Господа Бога и от всего сердца прошу Его остаться в таком состоянии при обители». В заключение он просил преосвященного отменить сделанное им относительно его распоряжение, и архипастырь уважил желание просьбу старца.

Ведя строго-иноческий образ жизни, о. Александр не принимал иноческого пострижения до 5 ноября 1910 года, когда, вследствие уже собственного побуждения, был пострижен в иночество с именем Сергия, имя которого принял он по глубочайшему своему благоговению к великому Радонежскому игумену. С 1910 г. старец начал изнемогать, и только тогда сделался не всегда способным к правильному исполнению своей чередной недели. В 1911 г. он принимал участие в богослужениях, по преимуществу соборных, по малейшей возможности стремился в храм постоянно. Случалось, что изнемогал он иногда чрезвычайно и, с минуты на минуту ожидая скорого конца, спешил соединиться со Христом в Его Таинствах причащения и елеосвящения. И поистине чудное и очевидное действие всеосвящающей и укрепляющей благодати: умиравший старец снова обновлялся силами и паки во храме обреташеся. За продолжительное время медленного своего угасания он много раз причащался св. Тайн, всегда выполняя пред этим положенное молитвенное правило и, по свидетельству духовника его, о. игумена Никона, вспоминал всю свою долголетнюю жизнь, отыскивая в ней не только минувшие грехопадения, но даже и суетные мысли, которым он когда-либо дал место в сердце своем. Ум его был ясен до кончины, как ясно было и зрение, не требовавшее очков. Он бестрепетно смотрел в глаза приближающейся смерти, даже желая ее, даже как бы скорбя, что она так долго медлит своим делом. До самой кончины своей о. Сергий был на ногах, прося братию, посещавшую его, молиться о душе его, когда она оставит бренное свое тело. За несколько часов до кончины он просил служившего ему послушника внятно прочесть Символ веры, и чего никогда не делал, переменил свое положение на одре, возлегши на него с лицом, обращенным к востоку, к храмам монастырским и св. иконам, находившимся в его келии. Тихо и безболезненно предал он дух свой Господу, Которому так долго и усердно служил: светлая печать небесного покоя озаряла старческое лицо его, при жизни всегда носившее отпечаток как бы некоторой суровости. У бездыханного тела его никто из нас не испытывал того невольного и необъяснимого чувства, которое сообщается живым бездыханными телами умерших их собратий. В келье о.Сергия непрерывно возглашалось св.Евангелие и несмотря на то, что в продолжении трех суток тело лежало в тесной и теплой келии, к тому же переполнявшейся братиями, считавшими своим долгом присутствовать за панихидами, оно не издавало запаха тления.

3 февраля игуменом монастыря Никоном совершена была соборная литургия и после нее чин иноческого погребения, в котором принял участие прибывший сюда и зять почившего - свящ. о. Новосельский. Ни слов, ни речей при гробе произнесено не было, но чувство любви и уважения к старцу, собравшее к его телу не только всех живущих в обители, но и посторонних богомольцев и даже окрестных жителей, красноречивее всяких речей говорило о том великом духовном значении, какое имел почивший старец для всех. И странное дело: никаких тяжелых дум и впечатлений не навевал собою он, лежавший в своем скромном гробу. Думалось, что он собрался куда-то в краткосрочную отлучку, и что пред нею собрались проводить его любящие его духовные дети. Во втором часу дня тело старца о.Сергия возлегло на вечный посмертный покой за алтарем тех монастырских храмов, в которых он так часто священнодействовал в последние годы своей продолжительной жизни и которые так любил.

А. Воскресенский.

Источник: Вологодские епархиальные ведомости, 1912, №5 приб., с.127-130

см. также раздел Пухидские-Доброумовы